Моя душа - элизиум теней - Страница 17

Согласно договоренности мачехи с Софией Ивановной, я в феврале получила отпуск на две недели и уехала в свою родную Гатчину. Там я хорошо провела время. Зная мою любовь к танцам, все мои знакомые в честь меня устроили масляничные вечеринки с блинами и танцами. Подъезжая к Ковно, я радовалась, что обниму сейчас моих дорогих девочек. Как они будут мне рады! Какую чудесную сказку придумала я. Они привыкли слушать сказки в наши любимые часы перед сном. Маленькая Верочка обычно сидела у меня на коленях, Надя рядом. Обе слушали, затаив дыхание. Волшебные замки сменялись заколдованными лесами, где колдун превращал принцесс в роскошные цветы. И куда девалась моя неистощимая фантазия! Помнится, я злоупотребляла словом tout-ă-coup (вдруг), при котором глазки моих слушательниц загорались огнем любопытства. И никогда я сама не знала заранее, что последует за этим tout-ă-coup.

Кто мог думать, что я никогда в жизни больше их не увижу! София Ивановна издалека, склонением головы, поздоровалась со мной. Ее лицо было, как каменное изваяние. Белила еще усиливали впечатление. Ничего не понимая, я вошла в общую с детьми комнату и сразу почувствовала недоброе. Кроме предметов, бывших в моем пользования, все из комнаты было вынесено. Машинально, все еще ничего не понимая, я подошла к комоду, в котором оставила свои вещи. Машинально открыла верхний ящик – сверху лежал мой злополучный дневник. Уезжая, я положила его под вещи, на самое дно ящика. Бессознательно открыв его, я задрожала от ужаса. Мое святое святых все было испещрено надписями. Две из них бросились мне в глаза: «Вот дура-то!», «Вот идиотка-то!». Взяв с отвращением тетрадку двумя пальцами, стараясь держать ее как можно дальше от себя, я отнесла ее в кухню и бросила в горящую плиту. Когда я вернулась, в комнате меня уже ждала София Ивановна. Я молча вошла, прислонилась к комоду и ждала. «Немедленно телеграфируйте вашей мачехе, чтобы она взяла вас», – ледяным тоном проговорила она, «даю вам недельный срок, запрещаю говорить с моими детьми. Еду вам будут приносить сюда». Она вышла с видом королевы. Я ее никогда больше не видела.

Вспоминая этот эпизод, я не могу простить себе свою пассивность и беспомощность. Я никогда ничего не делала без разрешения мачехи. Мне надо было немедленно уйти, куда глаза глядят. Чашу унижения, посланную судьбой, мне пришлось выпить до дна. На немедленно посланную отчаянную телеграмму мачеха ответила, что выезжает и через семь дней будет в Ковне. Эта телеграмма через прислугу была показана Софии Ивановне. Я жила, как прокаженная. В назначенный день мачеха не приехала. Вечером этого дня София Ивановна через горничную передала мне приказание сложить вещи и самой быть одетой к 9 часам утра. Ровно в назначенный час прислуга помогла мне вынести вещи на парадную лестницу. Дверь за мной была с треском захлопнута, наверное, не без участия самой хозяйки. Меня выгнали!

В каком-то тупом отчаянии сидела я со своими вещами на верхней ступеньке лестницы. Я не плакала. Часов в 12 дверь открылась, показался сам Казакин. Он остановился в изумлении. «Бедная девочка, что с вами случилось?» – «Она меня выгнала», – сказала я и разрыдалась. «У вас тут как-будто есть родные. Я сейчас пришлю дворника, и он снесет ваши вещи. Не огорчайтесь, такие беды легко переживаются». Он тепло простился со мною, крепко пожав мне руку. Через полчаса я была у Левлиных. Добрая Мария Платоновна крепко сжала меня в объятиях. От мачехи была телеграмма. Она задерживалась на три дня и просила брата взять меня от Казакиных и приютить до ее приезда. Легко сказать, приютить! Семья жила в невероятной тесноте. Помогло мне, по всей вероятности, почетное звание «седьмой ковенской красавицы». Девочки сдвинули вместе три кровати и спали вчетвером поперек, освободив мне целую кровать.

Мы с мачехой прожили в Ковне еще два месяца в гостинице. Я стремилась в любимую Журавку, куда должны были съехаться моя братья. В гостиницу к нам стал часто захаживать преподаватель Лысенко. Мы с мачехой были уверены, что он ухаживает за ней. И по возрасту он был как-раз подходящий для нее жених. Но скоро выяснилось, что внимание его направлено в мою сторону. По его словам, он не мог меня забыть со времени нашей прогулки на пароходе. Мы с ним стали встречаться ежедневно и проводить много времени вместе. Для девочки, только что со школьной скамьи, всегда очень лестно внимание преподавателя. Он, между прочим, глубоко возмущался наглым поведением Софии Ивановны в отношении меня. Таково, по его словам, было и общественное мнение ковенских жителей. Но ведь Казакины были местные магнаты. Кто осмелился бы открыто выступить в мою защиту?

Мачеха назначила день нашего отъезда в Журавку. Не решаясь сделать мне предложения, хитрый хохол решил косвенным путем выяснить мое к нему отношение. Он просил отложить на три дня наш отъезд. «Я закончу свои дела, поеду с вами, и возможно, что мы никогда больше не расстанемся». – «Ни за что на свете, – ответила я, – хочу скорей в Журавку, хочу видеть братьев. Ведь я два года не видела их».

При отъезде на вокзале мачеха усиленно приглашала Лысенко приехать к нам погостить. Надо отдать ей справедливость, она никак меня не уговаривала, не давала никаких советов. Но надо ли говорить, как устроило бы ее мое замужество! В последнюю минуту Лысенко поднес мне громадную прощальную коробку шоколадных конфет.

В течение этого периода мое отношение к Журавке носило какой-то очеловеченный характер. С момента приезда туда, первых шагов по чудесной аллее, липовые шапки которой сходились над головой, меня заливала радость жизни. С книгой в руках я переходила из сосновой рощи в березовую, просиживала часы, не читая, погруженная в какой-то пантеистический восторг. Помню, как я, сидя в яблочном саду, испытала необычайное чувство растворения в нирване. Границы моего тела перестали существовать, я составляла единое с окружающей природой. Никогда не забуду этого состояния блаженства. Моменты слияния с прекрасным испытала я часто и в последующей жизни, слушая музыку Бетховена, Чайковского, часами просиживая около любимых картин в Русском Музее. Но слияние с природой по интенсивности было единственным и неповторимым моментом.