Моя душа - элизиум теней - Страница 23

Как и всякой хорошенькой девушке, мне пришлось слышать много всяких отзывов, но мнение Бильбасова, с которым мы никогда не проронили ни одного слова, запечатлелось у меня в памяти, как особенно лестное.

Но сердце нашей Катюши было занято. Вскоре она вышла замуж за Николая Ивановича Бурцева, врача-окулиста. Брак был необычайно удачный. У них было двое детей. Сын ненадолго пережил мать, скончавшуюся в 1929 году. Дочь Наташа вышла замуж за вдовца Н.Н. Семенова, бывшего мужа Марии Исидоровны. Она напоминает тетку. Очень интересная как внешне, так и внутренне, она прекрасно играет, поет. Но главное достоинство – ее молодость, – она на целое поколение младше своей тетки. У них двое красивых, талантливых детей – сын и дочь.

От большой семьи дяди в живых остались трое: недавно овдовевшая Наталия Исидоровна Рейтц. Она также как покойный муж ее Густав Владимирович , врач-психиатр. Человек большой культуры, крупный специалист, он много лет был главным врачем больницы Николая Чудотворца . Она работает там же. Несмотря на преклонный возраст (73 года), она несет полную рабочую нагрузку, инициативна, бодра телом и духом. Всеволод Исидорович, юрист по образованию, живет в Саратове. Младшая из дочерей – Любовь Исидоровна – мать двух сыновей и двух дочерей. Сыновья – талантливые исследователи Колымы, дочери – врач и инженер-химик, тоже отличаются прекрасными способностями. Такая исключительная одаренность передается из поколения в поколение всему потомству Исидора Петровича и Екатерины Ивановны.

Возвращаюсь к 1896-1898 гг., которые я с перерывами провела в семье дяди. К «золотым снам» этих лет надо отнести и счастливые случаи попадания в Александринку. Театры того времени были недоступны для людей даже среднего достатка. А дешевые места раскупались студентами ценою ночных очередей. Вот как удачно сложились театральные дела в семье дяди: у тети была подруга по гимназии, не знаю ее отчества, в домашнем обиходе все, вслед за тетей, называли ее Сашей Рагозиной. Муж ее был директором Медицинского департамента. Но главноето дело в том, что брат ее Погожев был директором императорских театров. Швейцар Адам поднимался в квартиру Борейш и заявлял: «Просят кого-нибудь подойти к телефону». Это почти всегда звонила Саша Рагозина, что место директора в таком-то театре свободно. А место-то какое! Второй ряд партера направо, второе с края. В такой большой семье любителей театра было много, но не знаю, какими судьбами, за две зимы мне раз пять выпало счастье побывать в Александринке. К опере я в то время была равнодушна и очень любила драму. А на сцене бесподобная тройка – Савина, Варламов, Давыдов вся славная плеяда других актеров. Сидишь, смотришь, а сердце замирает от восторга. Мне выпала большая удача попасть на дебют Комиссаржевской в «Бесприданнице» . На весенние выпускные экзамены Театрального училища тетя доставала, наверное, тем же путем, громадную янтарную ложу под куполом театра, шли наслаждаться всей семьей. Помнится, выпускали мы Ходотова в какой-то пьесе с пением. Брали с собой бумагу и карандаши, ставили баллы выпускникам. То-то радости и веселого оживления было в нашей ложе.

Семья дяди была трудовая. Старшие сестры сами учились и готовили к школе малышей. С сестрой Надей и Марусей Казариновой проходили гимназический курс. Я тоже обучала грамоте порученного мне малыша. Имела я и частный урок в семье Воронцова-Вельяминова. Хозяйка дома – маленькая миловидная женщина, мать нескольких детишек, моих учеников, и взрослого сына, заканчивавшего, не помню, какое высшее учебное заведение. Помнится, хозяин дома – генерал. У маленьких детей бонна-русская, очень интересной наружности. Под большим секретом она мне сообщила, что тайно обручена со старшим сыном, влюбленные ждут только, пока он окончит образование и получит работу.

В это же время я воспользовалась предложением Саши Рагозиной пройти даром шестинедельный курс кулинарной школы. Оттуда я вынесла много практических знаний. В последующей жизни они мне очень пригодились.

На курсах было много девушек из петербургской знати. Я никогда не была активной в выборе друзей и знакомых. Сознательное желание кому-нибудь понравиться мне было чуждо. Но я легко приобретала симпатии. Поэтому из тех, кому я нравилась, мне было всегда легко выбирать людей по вкусу. И вот за короткий период пребывания на курсах я сблизились с тремя девушками из богатых семей. Если в жизни все целесообразно, то, наверное, мне нужно было получить щелчок, чтобы быть впредь осторожней. Одна из этих девушек была из семьи Ратькова-Рожнова (городской голова), вторая - Попова, степени ее знатности не знаю, но родители жили очень зажиточно. Затем к их компании принадлежала Черныш, ее сестра была замужем за известным в то время артистом-баритоном Мариинской оперы Яковлевым. Я помню его бесподобное исполнение Онегина с Фигнером-Ленским. Черныш была, очевидно, из богатой помещичьей семьи. Она рассказывала, между прочим, что когда она и сестры переезжают осенью из имения в город, то все свои летние туалеты отдают прислуге. Каждую весну нашивают себе все новое. Всю жизнь внешние блага вроде знатности, богатства не возбуждали во мне ни малейшей зависти, но я всегда любила радовать, дарить, хотя у меня всего бывало в обрез. Впоследствии когда у меня был муж и преданная няня, оберегавшая наши общие интересы, любовь к широкому раздариванию вещей, часто мне самой нужных, не уменьшилась. «Над тобой нужно назначить опеку», – шутя говорил мне муж. «А кто нам даст?» – ворчала няня. Помню, сообщение Черныш произвело на меня впечатление, открыв такую приятную сторону богатства. Мне тогда только что минуло семнадцать лет. Мои новые знакомые были года на три-четыре старше меня. Мы собирались по очереди у каждой из них и весело проводили время. Когда очередь дошла до меня, я пригласила всех трех к себе. Они обещали придти. В это время я на очень короткий период пребывания Елены Георгиевны в Петербурге жила с ней где-то в Измайловских ротах . Мачеха согласилась дать мне деньги на скромное угощение. В назначенный час у меня был приготовлен чай, фрукты, печенье и конфеты. Чтобы нам не мешать, мачеха ушла, а я долго сидела у стола и ждала гостей. Как мне было горько и обидно, когда, очевидно, сговорившись, никто из них не пришел...