Моя душа - элизиум теней - Страница 67

Не помню точно, в 1932 или 1933 году в Ленинграде открылся ТОРГСИН (торговля с иностранцами) , где принимали от населения золотые и серебряные вещи, обменивая их на боны. На эти боны в магазине можно было все приобретать. У меня сохранилось несколько серебряных столовых ложек, это дало мне возможность устраивать вкусные, сытные угощения для моих детей – Оли и Нины с мужьями. Для меня это было большое наслаждение накормить их любимыми кушаньями, что называется, «до отвала». Николай Константинович особенно ценил эти чаепития, потому что они происходили в комнате, где он родился. Шутя, он тогда говорил: «Если мы даже разведемся с Ниной, то все равно я буду ходить к Евгении Алексеевне пить чай».

Прошло два года, и я смогла оказать им через тот же ТОРГСИН гораздо более существенную помощь.

Через два года после смерти Наташи, когда горе немного притупилось, я принялась за изучение итальянского языка. Этот язык был в моем жизненном плане, его знала моя покойная мать. Благодаря близкому родству с французским он оказался для меня настолько легким, что десяти урокой было достаточно, чтобы овладеть им, разумеется, только теоретически. Очень скоро я свободно, без словаря, читала итальянскую художественную литературу. Таким образом, я стала аннотировать иностранные журналы с четырех языков.

В начале 1933 года я поступила на должность секретаря Рабфака Второго Медицинского института. Меня соблазнила, главным образом, территориальная близость учреждения. Надо было только перейти дорогу. Пугал низкий уровень образования учащихся. Сумею ли я подойти к ним? Я всегда могла работать плодотворно только в атмосфере дружеского отношения окружающих.

Мои опасения оказались напрасными. Год, проведенный в стенах Рабфака, оставил у меня самое светлое воспоминание. Удалось мне второй раз в жизни создать какую-то новую работу на пустом месте. Я изобрела особую систему учета учебной жизни студента Рабфака с момента подачи им прошения о приеме.

Директор Рабфака, очень хороший человек и работник тов. Цинберг, с гордостью рассказывал представителям других Рабфаков, как образцово поставлено это дело.

Тотчас же, как я приступила и работе, мне пришлось составлять годовой отчет по Рабфаку. Я составила его согласно законам логики, но, увы, Москва вернула его обратно. Я очень огорчилась, но тов. Цинберг, как всегда спокойный, сказал мне: «Ничего страшного, не волнуйтесь, давайте переделаем».

Через год второй годовой отчет, который я составила, перед моим уходом, был премирован Москвой денежной наградой. Премировал мою работу на Рабфаке и сам тов. Цинберг.

Но главное в моей работе на Рабфаке, о чем я вспоминаю с большой теплотой, это настоящая сердечная дружба со студентами. Почему-то интуитивно я с первого момента стала говорить «ты» этим взрослым парням и девушкам. Им нравилась моя наружностъ – «Вы такая чистенькая, аккуратненькая, мы все хотим быть похожими на вас».

Летом, после выпускных экзаменов студентки, мои друзья, пришли ко мне с детски-наивным предложением – хлопотать, чтобы я перешла с ними секретарем в Медицинский институт. «Мы не хотим расставаться с вами». Я разъяснила девочкам нежизненность их предложения, но была очень расстрогана.

Вспоминается трагический случай с одним из студентов Рабфака. Среди слушателей было много нацменов. Один из них часто приходил ко мне и жаловался, что у него нет обуви, он ходит в каких-то опорках. Так он был трогателен со своими жалобами, совсем, как больной ребенок, мне так хотелось помочь ему.

Велика была моя радость, когда я узнала, что Рабфак получил для раздачи студентам пять пар ботинок. Дошло это известие и до моего протеже. Он пришел ко мне сияющий и просил похлопотать за него. Я отправилась к Цинбергу, уверенная, что мне удастся мое правое дело. Но разочарование было полное! Цинберг получил инструкцию о выдаче ботинок только отличникам учебы. Как я ни убеждала его пожалеть молодого человека, он был неумолим. Пришлось возвратиться с печальной вестью и сообщить о бесплодности своих хлопот.

Ничего не сказав, мой нацмен круто повернулся и ушел, очевидно, решив привести в исполнение уже принятое решение. Его больше не видели ни на Рабфаке, ни в общежитии. Бедный мальчик кончил жизнь самоубийством.

Комиссия, прибывшая на Рабфак для выяснения причины его самоубийства, установила, что у молодого человека был неудачный роман, а неполучение ботинок послужило лишь последней каплей, переполнившей чашу.

Моя секретарская работа на Рабфаке была этапом на перепутье. Проработав ровно год, я после небольшого перерыва поступила на должность библиографа в Институт телевидения.

В 1934 году актеры театра Комедии (Грановской) предъявили иск Германо-Американскому пароходству о покрытии убытков при потере их имущества во время аварии. Совершенно для меня неожиданно адвокат Петров, который вел дела всех актеров, присоединил к ним особое ходатайство о выплате мне пенсии. Сам адвокат сначала говорил мне: «Давайте попробуем, но шансов на успех почти никаких». А в декабре 1934 года мне было объявлено, что пароходство, удовлетворив полностью иск актеров, дает и мне единовременное пособие взамен пенсии.

Нужно сказать, что за двадцать лет состояния в родстве с моим зятем Черкасовым не было для меня ни одной благоприятной возможности, которая обошлась бы без деятельной его помощи. Все эти годы он был моим добрым гением. В момент аварии Николай Константинович был председателем месткома театра, и это обстоятельство плюс его энергия дали благоприятный результат. Я вдруг разбогатела. Все мое богатство я получила в бонах ТОРГСИНа. Половину полученного я отдала Николаю Арнольдовичу и двум дочерям. Из оставленной половины я делала подарки людям, мне милым, и тем, кому я в жизни была чем-нибудь обязана. В этот недолгий период моего богатства возможность радовать направо и налево, принося людям радость, я вспоминаю, как наиболее яркий момент. Я и мои дочери оделись и обставились. Среди красивых вещей жизнь стала приятнее. Особенно расцвела моя комната, когда я выкрасила ее голубой масляной краской, и в ней появилось несколько предметов красного дерева. Мне было тогда 58 лет, я решила на полгода оставить работу. А летом я позволила себе роскошь съездить на месяц в Сочи с полным комфортом. На вокзале перед отъездом мой зять Николай Константинович познакомил меня с кинорежиссером Петровым, постановщиком «Грозы», оказавшимся моим соседом по вагону, и просил его оказать мне содействие в случае дорожных недоразумений. Но я ехала одна в четырехместном купе экспресса, и такое путешествие не доставило мне ничего, кроме удовольствия. А на чету Петровых я искренне любовалась. Они, очевидно, были молодожены. Она - юная, очаровательная, похожая на девочку-подростка. Он, обращаясь к ней, все время называл ее «детка» и «деточка». В Сочи мы с ними расстались, они проехали дальше.