Моя душа - элизиум теней - Страница 75

Наконец, был назначен день и час отправки эшелона театра. Кроме меня к Черкасовым присоединилась семья Щербинских. Николай Арнольдович не мог ехать с нами из-за жены, у которой была парализованная мать. В смысле отбора вещей – какие оставить, какие взять с собой – мои дочери были в несомненно лучших условиях, чем я. Они решали все вопросы совместно с членами своих семей, а я была одна, и мозговые центры у меня были в то время не в полном порядке. В эшелоне театра было три классных мягких вагона, 55 теплушек, два багажных вагона. Черкасовы имели купе в мягком вагоне, няня при ребенке ехала с ними. Мне было сказано, что я еду вместе с Щербинскими в теплушке. Теплушка была несравненно вместительней, она давала возможность не стесняться количеством вещей. Но общеизвестны неудобства теплушки, особенно тяжелые для моего возраста.

Екатерина Петровна Фомичева отправляла своих девочек в деревню, сына в армию. Она помогала мне складываться, и сколько глупостей я наделала с ее помощью. Скажу только, что я оставила, например, хрустальную чернильницу с массивной серебряной крышкой, на ней большая золотая монограмма, а взяла три старые эмалированные кружки. Ясно, что дорогие картины надо было вынуть из рам, взять ценные чехлы от диванных подушек и т.д. Все невзятые вещи остались на хранении у Екатерины Петровны, т.е. перешли в ее собственность. Перепало ей вещей приблизительно тысяч на 1012. Также неразумно поступила я и в отношении иностранных учебников, взяв с собой, главным образом, все, что было по испанскому языку. За три года пребывания в Новосибирске я ни разу не раскрыла пакета с испанскимм книгами и горячо жалела об оставленных английских и французских материалах. Вернувшись, я, конечно, ничего не нашла. Екатерине Петровне недолго пользовалась моими вещами, она погибла, и никто не знает, как – ушла из дома и не вернулась.

20 августа, в день нашего выезда, Николай Константинович дал мне знать, что он за мной заедет, и я должна быть готова к определенному часу. Накануне вечером был у меня Николай Арнольдович и грустно прощался со мной: «Прощай, моя Женечка, мы больше с тобой не увидимся». Я старалась его подбодрить, говорила, что мы скоро вернемся, но он стоял на своем и был прав. На другой день он пришел на несколько минут на вокзал проститься со всеми нами, и это было прощанием навеки. Готовая к отъезду, я сидела в передней на своих вещах, и никто за мной не заезжал, я уж начала волноваться. Но скоро всегда заботливый Николай Константинович прибежал запыхавшись на минутку, чтобы успокоить меня. «Не волнуйтесь, заеду за вами через час на машине». И действительно очень скоро он перевез меня с вещами на вокзал. Носильщик взвалил мои вещи на тележку и, к моему удивлению, Николай Константинович сказал ему: «Вагон № такой». Оказывается, мой добрый гений уступил мне свое место в купе, а сам поместился на временно свободном месте в купе директора театра. А потом Николай Константинович перешел в свое купе и мы все прекрасно разместились. От неожиданности у меня был момент замешательства. Я готовилась к теплушке и взяла некоторые вещи специально, чтобы устроиться там по возможности удобнее, и между прочими вещами особенно пугал меня большой матрас. Я хотела его просто оставить на тележке, но тут пришла на помощь добрейшая Анна Адриановна, мать Николая Константиновича – она немедленно сговорилась с проводником, чтобы он взял этот большой пакет к себе, сказав, что Черкасов оплатит его услугу. Как пригодился мне в Новосибирске этот прекрасный матрас, как удобно мне спится на нем и сейчас.

С одной стороны нашего купе помещалась семья народного артиста К.В. Скоробогатова. Он ехал с женой, врачом Анной Васильевной, дочкой Лерой и внучкой Анечкой, почти ровесницей нашего семимесячного Андрюши. Рядом со Скоробогатовыми было купе народного артиста Николая Константиновича Симонова. Таким образом, в вагоне оказались рядышком трое новоиспеченных народных артистов и лауреатов Сталинской премии – Черкасов, Скоробогатов и Симонов. Семья Симонова состояла из жены, тоже актрисы Анны Григорьевны Белоусовой, тещи и двух дочерей - Лены и Катюши. Леночка, дочь Белоусовой от первого брака, была совсем худенькая, бледная девочка лет 89. Четырехлетняя Катюша - толстая, румяная, обладала всеми данными будущей русской красавицы, тип, так удачно запечатленный художником Маковским. Теща Симонова – приемная мать или мачеха Белоусовой Мария Константиновна – в прошлом политкаторжанка с очень интересной жизнью вплоть до побега из тюрьмы. Наверное, она сама напишет свои воспоминания, а я ее видела в роли удивительного педагога, всю свою душу отдавшего детям Симонова. У Марии Константиновны были неисчерпаемые источники фантазии для изобретения детских занимательных игр и нужной самоотверженной любви к ним. В дорожной скуке я, стоя в коридоре вагона с Андрюшей на руках, часто с интересом следила за их увлекательными детскими играми под руководством Марии Константиновны. С другой стороны нашего купе помещался народный артист Юрий Михайлович Юрьев со своей «нянюшкой Настей». Называю я ее так, потому что это симпатичнейшее существо Настенька была также необходима ему, как бывают хорошие няни для младенцев. Она участвовала в его одевании и раздевании, не отходила от его постели, когда он был болен. Настенька ездила с ним на халтурные выездные спектакли. Раньше она была прислугой его матери, и 30 лет после ее смерти провела с ним. В какой-то степени она заменяла ему и мать. Настенька обожала Юрия Михайловича, несмотря на то, что он, избалованный ею, часто сердился на нее и бывал просто грубым, когда ей не удавалось ему угодить. С Настей интересно было поговорить о театральных делах. Она знала все пьесы, в которых участвовал Юрий Михайлович, говорила хорошим русским языком культурного человека. Во время нашей поездки она часто выходила из купе расстроенная: «Он любит рыбу к обеду и все сердится, что я ему не даю».