Моя душа - элизиум теней - Страница 88

Дача Черкасовых состоит из двух стоящих рядом небольших домиков, построенных по общему плану – одной большой проходной и двух маленьких комнат. С 1947 года один из этих домиков отдан Щербинским, и они самостоятельно его арендует. Николай Константинович – страстный рыболов. Когда он проводит свой отпуск в Пюхя-Ярви, вся семья мало его видит. Ранним утром он выезжает в лодке на озеро и возвращается вечером всегда с хорошим уловом окуней, карасей, а при удаче даже и щук. Рыбу жарят на обед, коптят на ужин, делают запасы.

Когда погода не благоприятствует рыбной ловле, Николай Константинович берет две корзины, идет в лес и приносит их всегда полные грибов и чудесной лесной малиной. Умение его в этой области необычайно, у него нет соперников. Такое наполнение дома всевозможными продуктами всегда доставляет Николаю Константиновичу большое удовольствие.

Нина не взлюбила Пюхя-Ярви, и Николай Константинович взял в аренду другую дачу в Келломяках (теперь Комарово). Это большая зимняя двухэтажная дача в 7 комнат, с электрическим освещением. Нина со свойственным ей умением уютно, погородскому ее обставила. Близость этой дачи от Ленинграда (40 минут езды на автомобиле по прекрасной дороге) дает возможность частно туда наведываться. Андрюша проводит там школьные каникулы, а иногда и воскресные дни. Щербинский заразил своего шурина любовью к охоте. У Николая Константиновича неожиданно открылся новый талант – он меткий стрелок. Оба мои зятя имеют по собаке на разные охотничьи сезоны, и когда у Николая Константиновича выпадает несколько свободных часов, они вдвоем отправляются на охоту в Комарово. Меню обеда всегда пополняется сезонными продуктами охоты.

Обычно я провожу месяц с Андрюшей в Комарове, заменяя Нину во время ее поездки на юг. Олин отпуск я провожу вместе с ней в Пюхя-Ярви. Но длинная дорога туда делается для меня с каждым годом все менее доступной, особенно теперь, когда артрит колена принял, очевидно, хроническую форму. Гористая, извилистая проезжая дорога в Пюхя-Ярви тяжела для автомобиля и вызывает частые поломки.

Ольга Николаевна Щербинская в Пюхя Ярви.

Летом 1945 года, когда я впервые приехала в Пюхя-Ярви на дачу Черкасовых, второй домик был занят, по приглашению Нины, театральными художниками супругами Ходасевич и Басовым. Муж совсем еще молодой, интересный, похожий на цыгана и на вид здоровый, был болен, очевидно, последней стадией туберкулеза, потому что через год-полтора его не стало. Я редко встречала в жизни такой красивый союз двух талантливых, душевно красивых людей. Иногда в гостях у Черкасовых Басов, выпив несколько рюмок вина, впадал в тон, который не нравился его жене, и она нежно ему выговаривала: «Ну зачем вы так говорите, ведь вы же прелестный». Валентина Михайловна всегда, между прочим, называла мужа не по имени, а по фамилии. Заботясь об его здоровье, она просила его не оставаться после заката солнца в лодке на воде. Он спокойно возражал, что все равно жить осталось ему недолго, поэтому он хочет прожить остаток жизни, ни в чем себе не отказывая. Вопрос питания играл большую роль в жизни больного. С ними жила сестра Басова, прекрасная хозяйка и кулинарка.

Однажды, когда Черкасовы уехали в город, и я была одна с четырехлетним Андрюшей и няней, Валентина Михайловна пригласила нас с внуком зайти и пообедать с ними. К обеду были поданы очень вкусные песочные пирожки, которые, что называется, таят во рту. Валентина Михайловна отложила несколько штук на тарелку и просила Андрюшу отнести няне попробовать. Нужно сказать, что няня была недовольна нашим уходом обедать в гости. Андрюша вернулся с пустой тарелкой и сказал: «Няня сказала, что ничего особенного, и ее пирожки гораздо лучше». Живя рядом, соседи были уже знакомы с няниным характером, и ее замечание вызвало веселое оживление. Потом Андрюша сбегал на свою дачу еще за чем-то и принес новое сообщение: «Няня велела нам с бабушкой идти домой, а то мы тут только мешаем». Это приказание всем очень понравилось, и все от души посмеялись над сварливой старухой.

Громадное озеро с большим горизонтом давало мне возможностъ вдоволь наслаждаться закатами, которые я всегда так любила. Когда на небе наблюдалась какая-нибудь особенная по красоте комбинация красок, я посылала Андрюшу к Валентине Михайловне, которая говорила, что она старается запомнить красивые сочетания, чтобы применить их для театральных декораций. В дождливые дни Валентина Михайловна. приходила к нам и показывала любительские фотографии, которых у нее было множество, и попутно знакомила нас с эпизодами своей жизни. А жизнь ее была действительно интересная как заграницей, где она училась, так и на родине. Сколько встреч и дружественных отношений со знатными людьми всех областей науки и искусства. Красивая ли Валентина Михайловна – я затрудняюсь сказать, но она полна такого чудесного обаяния, которое лучше всякой красоты. Я не переставая любовалась ею. Оба супруга-художники были действительно «прелестные», я с грустью расставалась с ними. Валентина Михайловна хотела, вернувшись в город, зайти ко мне и взять меня в свою мастерскую. «Там я покажу вам много для вас интересного», – сказала она. Но эти планы не осуществилась. Постепенное ухудшение болезни мужа и его кончина отвлекли все ее внимание.

Когда я узнала о смерти Басова, мне захотелось написать Валентине Михайловне, от всего сердца вылилось у меня сочувственное письмо, которое я закончила двумя строчками из стихотворения Теннисона:

Oh, for the touch of a vanished hand
And the sound of a voice, that is still.
(Автор грустит об умершем друге, ему чудится прикосновение исчезнувшей руки и слышится звук умолкнувшего голоса).