Моя душа - элизиум теней - Страница 87

В апреле Виноградовы уехала со своим хором на три недели в Москву, и я осталась в полном одиночестве. Сначала меня страшила мысль оставаться в квартире одной ночью, но оказалось, что в покое и тишине я не только отдохнула душевно, но даже физически пополнела и посвежела. Потом скоро вернулись из эвакуации мои друзья Любавины. Он – инвалид войны с поврежденной ногой. Как мы были рады, что судьба опять соединила нас. У меня были союзники, и я почувствовала себя спокойнее и крепче. Еще через год Виноградовы переселились в далекую от меня комнату, а рядом поместились две хорошие гражданки с четырехлетним мальчиком. Они очень меня полюбили, считаются со мной и берегут мой покой. В комнате умершей Лины поселился еще один инвалид войны, у нас с ним тоже дружба. Вокруг меня опять сгруппировалась вся квартира. Виноградова после нескольких скандалов с жильцами поняла, что один в поле не воин, и ругается и ссорится только со своим мужем, что не мешает им впрочем жить влюбленными голубками. Виноградов вернул мне свою дружбу и уважение. Совершенно изменила свое отношение ко мне его жена, но я все-таки стараюсь, как и все жильцы нашей квартиры, иметь с ней как можно меньше соприкосновения. Вокруг меня опять создалась атмосфера любви и уважения окружаюших, которая мне необходима в жизни, как солнце для растений.

За 11 лет Андрюшиной жизни, его родители часто уезжали на месяцы, оставляя сына на моем попечении. В таких случаях я обычно устраивалась в кабинете Николая Константиновича. Хороший письменный стол, много полок с книгами, уютная тахта создавали мне комфортабельную обстановку. Очень меня устраивала, при моем плохом сне, относительная изолированность, тишина этой комнаты. Но вот однажды Нине Николаевне надо было уехать одной на две недели. Мне пришлось поселиться в ее спальне, комнате, по-своему тоже уютной, но мне не созвучной. А главное, рядом парадная дверь. Николай Константинович обычно возвращается поздно, ужинает в столовой рядом. Одним словом, я уже приготовилась не спать две недели и примирилась с этой мыслью. Но, благодаря изумительной деликатности Николая Константиновича, мне был обеспечен ночью полный покой. Тихохонько он открывал своим ключом входную дверь, не зажигал электричества, как мышка, прокрадывался в кухню, там ужинал и через Андрюшину комнату проходил к себе в кабинет. За две недели, при моем жутком сне, он не только ни разу не разбудил меня, но я не слышала его прихода, даже когда спала.

В 1945 году об уроках не могло быть и речи. Все мои ученики из театра Пушкина прошли через неприятности с жилплощадью. Кроме того, заработать в Новосибирске актерам было несравненно легче, чем в Ленинграде после блокады. Я стала давать уроки только в 1946 году, и то с новым составом учащихся, преимущественно студентами. Жизнь моя после возвращения в Ленинград стала гораздо сложнее. Не организованы были еще вегетарианские столовые, которые так выручали меня до войны. Отсутствие хозяйственных забот в Новосибирске позволяло мне легко справляться с учениками. Кроме того, у меня создается такое впечатление, что частные уроки по иностранным языкам в Ленинграде умирают естественной смертью. Везде и всюду организуются кружки по изучению языков, преподавателей много и с каждым годом все больше. Поэтому в 1947 году я согласилась на давнишнее предложение моих дочерей брать от них небольшую денежную помощь, которая с добавкой пенсии дает мне возможность существовать без уроков. Такое отсутствие тревоги за завтрашний день навеяло на меня мысль исполнить давнишнюю мечту мою – написать воспоминания. Сейчас в мае 1950 года, когда я подхожу к финишу и жизни, и воспоминаний, приходит в голову подходящее для этого случая арабское изречение «Сказал свое слово – иди».

В первый год по возвращении в Ленинград Дачный трест дал возможность театру Пушкина организовать недалеко от Кексгольма по Финляндской железной дороге театральный поселок для сотрудников. Окруженный лесами, на берегу богатого рыбой, большого озера театральный поселок Пюхя-Ярви обладает необычайно благоприятными данными для дачной жизни. Как-то особенно легко и приятно вдыхается тамошний воздух, напоенный ароматом цветущих душистых трав. Чистые, уютные домики бывшей финской деревни, масса малины, земляники, грибов тоже является положительным фактором. Но 160 километров по железной дороге плюс 11 километров пешком от станции затрудняют поездки в этот благословенный край. Правда, за четыре года дачники обзавелись сторожем, лошадью и телегой, что значительно облегчает задачу передвижения, особенно с вещами, а также сохранения дачного имущества.

Обитатели Пюхя Ярви:
стоят: Н.К.Черкасов с сыном Андреем, Варя Ипатьева и Наташа Щербинская, сидят: Л.О.Ипатьева, Е.А.Вейтбрехт, О.Н. и В.В.Щербинские и В.В.Ипатьев. Вдали: шофер и домработница Черкасовых. Собаки: поинтер Дик Щербинского и сеттер Лада Ипатьева.

Дача Черкасовых стоит на расстоянии полукилометра от других дач, на самом берегу озера, с хорошим песчаным пляжем – так удобно – прямо с постели идешь на берег мыться. К даче ведет отдельная колейная дорога, обсаженная рядами малинников. Проходя несколько раз в день по этой поэтичной дороге, я никогда не устаю любоваться засеянными по обе стороны полями и лугами, сплошь покрытыми клевером. Вообще местность Пюхя-Ярви, так не похожая на обычное представление о ленинградских дачах, пришлась мне очень по сердцу. Ее просторы напоминают мне Журавку и Новое Почвино.