Моя душа - элизиум теней - Страница 92


К оглавлению

92

Явление, обычно квалифицируемое, как впадание в детство, когда старик возвращается к взглядам и повадкам ребенка, обнаруживает раздражительность и другие детские свойства, добиваясь желаемого, в действительности, повидимому, не имеет ничего общего с детством. Я глубоко убежден, что старики, в силу своего слабоумия похожие на ребенка, фактически никогда не были взрослыми и что их внутренний детский облик освободился от пелены условных приличий, долгое время скрывавший его от постороннего взгляда. Припомните, нет ли среди ваших знакомых лиц, впавших в детство? Если есть, я уверен, что, узнав их прошлое, вы обнаружите, что в молодости они отличались странностями, указывавшими на незрелость, лишь скрытую условностями».

И вот незаметно подкралась старость... На этом последнем этапе жизни я стараюсь, как и в других пережитых возрастах, разобраться в происходящий во мне физических и психических изменениях. В соответствии с этими изменениями я стремлюсь путем работы над собой установить особую линию поведения. Приходится усиливать торможение в выявлении свойственных мне черт характера – общительности и приветливости, переходящих иногда в ненужную болтливость. Излишнюю экспансивность и эмоциональность я стараюсь пресечь, мысленно произнося: «Это не твое дело» и «Это никому не интересно». Умеряю свой пыл в раздаче вещей и денег, убеждая себя не торопиться, подумать – «отдать всегда успеешь».

Но с некоторыми изменениями, вернее, усилениями недостатков таких, как рассеянность, выпадение слов, бороться невозможно. Как бывает неприятно – начнешь говорить и останавливаешься, не можешь впомнить иногда самое простое выражение. Средство одно – побольше молчать. Выражение «молчание – золото» больше всего применимо к старческому возрасту. Трудно бороться также с состоянием депресиии, которая наступает мгновенно при малейшем проявлении душевной грубости окружающих людей, свидетельствующей о невнимании и пренебрежении. По себе теперь знаю, как легко обидеть старика. По своему характеру я, кажется, неспособна была кого-нибудь обидеть. Но если бы повернуть обратно колесо моей жизни, я бы больше сделала для моей мачехи, чтобы облегчить ее тяжелую кончину.

Вспоминается, с какой нежностью Анатолий Федорович Кони говорил о своей матери: «Усталый, замученный работой, приедешь к ней в Москву на день-другой повидаться – а как она радовалась, не знает, куда посадить, чем угостить. Я уже был прокурором Синода, а она подойдет, бывало, ко мне с гребенкой и начнет расчесывать мне бороду, приговаривая: "бедный ты мой одинокий, некому тебя приласкать". От ее нежных материнских прикосновений я чувствую, как молодею, и тепло, от нее исходящее, глубоко проникает и согревает меня».

Анатолий Федорович вспоминал, как сильно тосковал после ее смерти. К тоске по умершей присоединялось сознание, что он мог бы лучше, комфортабельнее обеспечить ее старость. Слово «поздно» мучительно и неотвязно звучало в его душе.

Вот что пишет по этому поводу современная поэтесса Елена Ривина:

Элегия.
С давнишних пор я повод подаю
Ко всяческим укорам и обидам –
И что таить? Я эту тайну выдам:
К похоронам и пышным панихидам
Я ненависть действительно таю.
Друзья мои, вам хорошо известно,
Что на моей земле мне интересно
И каждый день жалея ввечеру,
Была всегда я с жизнью в дружбе тесной.
Но смертны все – и я, как все, умру,
И в этот день, нисколько не отличный
От каждого стремительного дня,
Не оставляйте ваших дел обычных,
Не приходите хоронить меня.
Уныл обряд. И я бы не хотела,
Чтоб вас взяла ненужная тоска.
И пусть мое бесчувственное тело
Зароет равнодушная рука.
Но все слова, что с другом расставаясь,
Вы мертвой скажете в тот невеселый час,
В которых я, живая, лишь нуждаюсь,
Пожалуйста, скажите мне сейчас.
И все цветы, живые, не из жести,
Что бросите вы в гробовую дверь,
Теперь, теперь, пока еще мы вместе,
Придите и отдайте мне теперь.
Друзья мои, сейчас, пока не поздно,
Мне нежность вашей теплоты нужна,
Пусть я в земле когда-нибудь замерзну,
Но на земле я мерзнуть не должна.
А если кто-нибудь из нас в печали,
Которой часто так легко помочь,
Согреем же, друзья, его в начале,
Пока над ним не опустилась ночь.

Состарившись, я стала внимательно относиться к представителям моего возраста. Года два тому назад я ехала в трамвае. Около меня стала маленькая, высохшая старушка. Подвинувшись, я хотела устроить ей местечко около себя, но она сказала, что ей скоро выходить, и просила не беспокоиться. Я по обыкновению спросила ее о возрасте, и ахнула, когда она ответила: «В апреле мне исполнится сто лет». Она еще служит, исполняя легкую работу, помнится, по охране здания. Во время войны и блокады старушка потеряла 30 человек родных – детей, внуков и правнуков, в живых остался только один правнук, с которым она и живет. Старушка рассказала мне, что ее вызывали в район и предложили карточку для бесплатного проезда в трамвае. Она отказалась, сказав: «15 копеек-то у меня всегда найдется». А выглядит она лет на 5560.

О такой старости говорит Шекспир устами одного из своих героев: «Моя старость, что зима – морозна, но бодра».

Когда я встречаю на улице очень старых и слабых, я всегда открываю кошелек, независимо от того, просят они или нет. Но этой бодрой, гордой старушке я не осмелилась ничего предложить.

Совершая каждодневные хозяйственные закупки на Невском, я часто усталая поворачиваю на ул. Маяковского и сажусь отдохнуть на скамейке около дома №3 (в котором жил и умер Анатолий Федорович Кони). Как-то я села там около двух старух – на ловца и зверь бежит. Сидящая справа тихо сказала мне: «Посмотрите налево, около вас сидит старуха, ей 106 лет». Я взглянула с большим интересом, но нашла не человеческое существо, а какое-то каменное изваяние. Безжизненно смотрели глубоко запавшие бесцветные глаза. Но на вопросы она отвечала довольно толково. Старуха получает пенсию 90 руб., живет с 14летней внучкой (наверное, правнучкой), тоже пенсионеркой после убитого на войне отца. Кроме того, получают помощь из района. Живут они где-то за Александро-Невской лаврой, старушка раз в неделю приезжает в город за покупками. Но я уверена, что один вид ее возбуждает жалость и желание, кто чем может, порадовать ее, на что она охотно соглашается.

92