Моя душа - элизиум теней - Страница 59

Однажды мы слушали в филармонии симфонию Бетховена. Мой компаньон обладал необычайной музыкальностью. Он и сам хорошо играл на рояле, и умел наслаждаться серьезной музыкой. В начале жизни я очень любила легкую музыку и только путем усиленной работы над своим музыкальным образованием развила в себе способность воспринимать и в радостном забвении сливаться с чудесными звуками творений Бетховена и Чайковского. Я отнюдь не преуменьшаю сделанного мною преступления в тот роковой вечер. Экспансивность была моим недостатком и всю жизнь вредила мне. Имея рядом такого музыкального соседа, я осмелилась шепотом спросить у него: «Это лейтмотив симфонии?» Он сердито шикнул на меня, я поняла свою бестактность и почувствовала, что, наверное, никогда больше в жизни не повторю своей ошибки. Но наказание, мною понесенное, превысило все, что я могла ожидать и, в сущности, было началом конца наших отношений. Дня через два-три мне позвонили и сказали буквально следующее: «У меня есть два билета в Филармонию на сегодня, но я хочу, чтобы со мной пошла которая-нибудь из ваших дочерей. Если они не могут, то пойдете вы – последняя». Комментарии излишни.

Нужно ли говорить, как часто бывали случаи, вызывающие унизительное чувство ревности. И как в глухую стену упирались мои попытки доказать невозможность таких отношений. Даже самые бескорыстные женщины, к которым я себя причисляла, любят и ценят, когда близкий человек, оказывая им знаки внимания, выделяет их из ряда других. Тут не должно быть уравниловки, любимая всегда должна быть отмечена. Меня очень мало баловали, да и при моей любви давать как-то само собой выходило, что я всегда дарила больше, чем дарили мне.

Но как-то раз в сочельник я получила корзинку цикламенов. Все редкое особенно ценится. Я была довольна. На другой день моя сослуживица, прежняя любовь моего друга, с восторгом сообщила мне: «Представьте, вчера мне принесли от Х корзинку цикламенов. Он знает, что это мои любимые цветы и где-то их разыскал». А вечером того же дня мой друг сообщил мне: «Вчера закупил сразу три корзинки цикламенов». Я поняла, что третья была отправлена новой женщине, на которой он женился после того, как я оставила его. Цикламены прибавили горечи к моей и без того нерадостной любви. И все чаще и чаще меня тяготила мысль, не лучше ли остаться одной, чем иметь около себя человека, заставляющего постоянно чувствовать себя униженной и оскорбленной. Такие мысли мелькали, помогая созревать решению.

Я очень любила вечера, когда мы вместе с моим другом возвращались обычно пешком после заседаний Губграмчека. Жили мы раздельно, и нам так мало приходилось бывать вместе, а я при моей общительности так любила делиться с ним своими мыслями и впечатлениями. Но случалось так, что после заседания мы выходили целой компанией, и вот тогда мой друг неизменно покидал меня и шел в паре с нашей молодой и красивой сослуживицей, его неизменной спутницей в таких случаях. А если мы садились в трамвай, мой друг всегда садился рядом с ней, а я – где-нибудь в сторонке. Я знала, что их отношения не имеют ничего романтического, меня поражал такой modus vivendi. Не было ни разу, чтобы при таких обстоятельствах меня не кольнуло горькое чувство одиночества.

Культурная женщина может получить большое удовольствие, путешествуя одна, скажем, по Волге, если она свободна от любви. В противном случае создается тоскливое настроение, и одиночество делается тягостным, особенно когда знаешь, что любимый человек мог бы быть с тобою. Мы с моим другом проектировали совместную поездку по Волге и месячное пребывание на Кавказе. Перед самым отъездом мой спутник взял какую-то необязательную командировку в среднюю полосу Союза. С тоской в душе созерцала я красивые берега Поволжья, все время думая, насколько мне было бы приятнее провести отпуск с детьми на даче. А потом, когда я освободилась от чувства, мешавшего мне жить, какой радостный отклик в моей душе находило все прекрасное!

Но вот настал момент перехода количества в качество. Процесс этот проходил во мне очень медленно, но зато совершенно категорично и безвозвратно. Я всю жизнь ненавидела истерики, упреки, семейные сцены. Но раза два меня прорвало, и я долго грызла себя после этого. Одно только несомненно – не уйди я вовремя, жизнь моя была бы непоправимо исковеркана, и психика надломлена. В момент разрыва чувство мое было в полной силе, работа над его ликвидацией была проделана после.

Однажды я пришла и сказала: «Прощайте, между нами все кончено». Принесла ему носовой платок и книгу, в чем мелькнул проблеск покинувшего меня юмора. Затем я отправилась к моему другу Анатолию Федоровичу Кони, который в общих чертах знал о моем неудачном романе. «Ну, слава богу, вы опять большой человек», – сказал Анатолий Федорович, от души приветствуя мой уход. Анатолий Федорович Кони обладал исключительным тактом, качеством, которое англичане называют «чудесным даром богов». Сложных переживаний, чувств он или вовсе не касался, или подходил к ним в бархатных перчатках. Но по поводу моего случая Анатолий Федорович как-то обронил французскую фразу: «On passé quelquefois les positions equivogues mais on ne reste pes ladenbans» (люди попадают иногда в щекотливые положения, но из них выходят).

Это мудрое изречение запало мне в душу и послужило путеводной звездой в последующих решениях.

Тщетны были попытки вернуть меня. Прошло некоторое время, и ко мне вернулись временно утраченные спутники жизни – бодрость, мужество, юмор и жизнерадостность.

Через несколько лет при встрече мне задали вопрос: «Почему Вы не захотели выйти за меня замуж? Ведь тогда было бы все иначе». Я ответила: «Запись в ЗАГСе так же, как церковный обряд, были для меня всегда оформлением. Эти обряды, по моему мнению, никак не могут влиять на поведение людей, связанных взаимной любовью. Поэтому я считаю, что мы состояли в браке, и наш брак оказался неудачным».