Моя душа - элизиум теней - Страница 62

Наши знакомство и дружба продолжались не больше двух недель. Однажды утром я узнала, что ночью у Черкесова был тяжелый припадок печени, и сейчас он уезжает в Ленинград. Я вышла на веранду, чтобы проститься с ним. Очевидно, у него было какое-то тяжелое предчувствие, потому что, прощаясь со мной, он грустно сказал: «Как мне жаль, что я никогда не увижу вашего леса». У него оказался гной в печени, и он скончался во время операции.

В конце 1926 года мне предложили место секретаря по практике в Пединституте имени Герцена. Я с радостью согласилась. Был такой момент в педагогике, когда практика в школах заняла чуть ли не половину учебного плана. Работа была по моему вкусу, организационно связывающая педвуз со школами города. Практика была платная. Приходилось составлять ведомости на оплаты школьных педагогов и студентов. Начальником моим был светлой памяти Григорий Ионович Левин, брат Лилиной , которая заведывала в то время ЛенОНО.

Большое влияние имел на меня сменивший Левина новый заведующий ученой частью института. Коммунист, он привлек меня к изучению политграмоты и руководил моими занятиями. Громадное впечатление произвели на меня законы диалектики, они внесли логическую ясность во все мое миросозерцание. Я поняла, что все прежние философские системы, из которых ни одна меня не удовлетворяла, являлись только ступенями для установления законов диалектики. Как мне стало просто и понятно жить, когда я почувствовала себя не наблюдателем природы, а ее маленькой частичкой, вовлеченной в вечный круг ее закономерностей. Увлекло меня и изучение исторического материализма. Как всегда, я составляла конспекты прочитанных книг. Первый муж Нины Боря Пхор, в то время студент правового факультета Университета, занимаясь по тем же источникам, пользовался иногда моими конспектами. Вот когда я ясно осознала неизбежность наукой установленного перехода капитализма в социализм. Надо ли говорить, как внимательно слежу с тех пор за колоссальной борьбой двух враждебных лагерей и как радуюсь каждому завоеванному шагу на пути к «социализму во всем мире».

Глубоко заинтересовал меня также и великий политический деятель, имя которого было присвоено институту. Целый год я отдавала все свое свободное время на ознакомление со всем им и о нем написанным. В то же время я стала составлять аннотации статей педагогических иностранных журналов для педагогического кабинета института. Мои статьи-компиляции зарубежной педагогики печатались в журнале ОНО «Просвещение». Показался мне интересным план работы американской школы «Виннетка» . От имени Государственного института научной педагогики (ГИНП) я послала письмо в Америку заведующему этой школой и получила исчерпывающий материал. Воспользовавшись им, я написала статью о «Виннетка»-плане и зачитала доклад в ГИНП’е. Николай Арнольдович сделал к докладу интересные диаграммы. Мое сообщение было заслушано с большим интересом.

В этот же период я сделала перевод книги, выписанной мною из Америки по совету проф. Мясищева. Он же был и ее редактором. Книга носила заглавие «Волевой темперамент и его экспериментальное исследование». Мы много над ней потрудились. Принятая к печатанию Госиздатом, получившая одобрительный отзыв о качестве перевода из Москвы, книга все-таки не была напечатана. Новый заведующий Госиздатом Ленинграда забраковал ее содержание. Рукопись находится в библиотеке педвуза. Может быть, она когда-нибудь и увидит свет.

Пятилетие пребывания среди служащих канцелярии педвуза оставило во мне неприятное впечатление. Самостоятельная работа, меньшее количество занятых часов создавали мне как будто привилегированное положение и возбуждали зависть. Был даже такой момент, когда они предложили директору института ликвидировать мою должность, распределив работу между собой. Проект этот не имел успеха, но, разумеется, не мог способствовать нашим дружеским отношениям. Я всегда чувствовала себя во враждебном лагере.

В 1925 году, при моем поступлении в педвуз, директором института был Б.А. Фингерт . Он был культурный, симпатичный человек, возможно, излишне мягкий для своего ответственного положения. К концу моей пятилетней работы в институте практика студентов заняла свое прежнее место в учебном плане, должность секретаря практики была ликвидирована. В это время входило в силу знание иностранных языков. Меня все более и более увлекала работа с аннотациями. Рассчитывая наверняка получить должность библиографа, я подала заявление об уходе. На смену Фингерту директором института была назначена тов. Лазуркина. Особа властная, несправедливая, нетактичная, она сумела быстро восстановить против себя как студентов, так и преподавателей. У студентов она старалась раскопать пятна в происхождении. Обнаружение в родословной студента дедушки дьячка неминуемо приводило к исключению внука из педвуза. На этой почве были известны случаи самоубийств. Мужа и жену, окончивших институт, она властно рассылала в разные места. На их протесты и просьбы эта жесткая женщина не реагировала. Мне случилось присутствовать при разговоре, когда окончившая педвуз студентка настаивала на своем желании получить работу в одном городе с мужем. «Что вы беспокоитесь, такая хорошенькая, вы везде найдете себе мужа!», – цинично ответила Лазуркина, решительно отказываясь исполнить ее просьу. «Вы найдете себе другого мужа, другую жену», – говорила Лазуркина, разлучая супругов. Сама она, хорошая семьянинка, прожила много лет в счастливом браке со своим мужем.