Моя душа - элизиум теней - Страница 70

Уютно сложилась моя жизнь до войны. Прекрасно оплачиваемые уроки Николаем Сергеевичем плюс пенсия с небольшими добавлениями из сберегательной кассы обеспечивали мою жизнь. С перерывами занималась у меня в эти годы и прежняя моя ученица проф. Анна Викентьевна Риккль. Эти уроки с высококультурными людьми давали мне большое удовлетворение. Я полюбила свои занятия со взрослыми и нашла особый метод успешного преподавания языков.

Я начинала изучение языка с детского иностранного материала, как легче усвояемого, и детских песенок. Так начиналось постепенное накопление слов и выражений. Никогда не пользовалась никакими адаптированными источниками.

На всю жизнь сохранила я любовь к карточной игре в винт. Иногда по много лет не приходилось брать карты в руки, но когда представлялся случай, винт всегда доставлял мне удовольствие. В годы 1935-1941 у меня наладились карточные вечера не чаще раза в месяц. У нас была постоянная компания четырех: Николай Арнольдович, я и две мои старые приятельницы – Наталия Васильевна Савримович – времен Олиты – и Лидия Григорьевна Якименко. Играли всегда весело, за ошибки не сердились.

Лидия Григорьевна Якименко, в девичестве Татаринова, была подругой по гимназии моей старшей кузины Веры Исидоровны. Мы с ней познакомились еще на Бестужевских курсах, затем лет тридцать не виделись и уже накрепко сошлись в последние годы жизни.

Трудно определить характер печати, которую получали на всю жизнь слушательницы Бестужевских курсов. Я пробыла среди них только два года, а между прочим мне в жизни не раз задавали вопрос: «Вы – бестужевка?», а иногда даже просто: «В котором году вы окончили Бестужевские курсы?». Конечно, спрашивающие были всегда сами бестужевки. Лидия Григорьевна свято пронесла через всю жизнь эту печать.

Достоевский советует людям не растерять по дороге к старости человеческие чувства. На безучастном, отошедшем от жизни лице старика прочтешь меньше, чем на памятнике. Лидия Григорьевна к 60-70 годам своей жизни, когда нас снова столкнула судьба, сделалась живее и интереснее, чем в молодости. Я помню, как в 1937 году, выйдя на пенсию, я захотела отпраздновать это событие и предложила Лидии Григорьевне провести целый день в Павловске. Был конец сентября, стояла солнечная, теплая погода, которой часто после холодного лета вознаграждает нас природа. Я особенно люблю Павловский парк в осеннем убранстве хорошо подобранных оттенков разных пород деревьев и кустов. Лидия Григорьевна охотно согласилась. Там в чудесном дворцовом парке Лидия Григорьевна как-то застенчиво призналась мне в безумной любви к композитору Чайковскому. «Он, как человек и композитор, всегда мне нравился, но последнее время вся моя жизнь заполнена им. Даже когда я не слушаю его музыку и не читаю литературу о нем, он неотступно со мной всегда и везде».

Лидии Григорьевне в это время не приходилось работать, она была на отдыхе. Ее дочь Наталия Яковлевна Никифоровская – хорошая стенографистка – обеспечивала свою мать и давала ей возможность не думать о хлебе насущном. Но это ли не красивая старость! За несколько лет такого обожания Петра Ильича Лидия Григорьевна, обладая прекрасной памятью, собрала большой, интересный материал о Чайковском. С громадным увлечением делилась она им со всеми желающими. Она располагала богатыми биографическими данными о Петре Ильиче, знала точно время и условия создания каждого его произведения. Ежегодно Лидия Григорьевна совершала паломничество в Клин, где находится музей имени Чайковского. По возвращении делала своим друзьям доклад о поездке и о новых моментах в музее.

Кроме карточных вечеров в этот уютный, как я называю, предвоенный период моей жизни, я устраивала у себя музыкальные вечера. Исполнительницей и душой этих вечеров была моя приятельница Софья Васильевна Слободова. Свыше сорока лет дружбы соединяли нас с ней. Поселившись в своей голубой комнатке, я очутилась очень близко от Пушкинской улицы, на которой много лет проживала Софья Васильевна. Украшением этих вечеров было исполнение моей племянницей Наташей Семеновой прелестных песенок Беранже. Разумеется, Лидия Григорьевна заразила весь наш маленький кружок своей любовью к Чайковскому. Ее влияние было неотразимо. И только после смерти Лидии Григорьевны я вернулась к моему любимому композитору Бетховену.

В феврале 1939 года София Васильевна исполняла нам шестую симфонию Чайковского в четыре руки со своей ученицей – моей племянницей Наташей Семеновой (женой академика Н.Н. Семенова). Это были наши последние, прощальные концерты. 26 февраля София Васильевна, проболев три дня, скончалась от крупозного воспаления легких. Как тяжело пережила я эту смерть можно судить по краткой записи, сделанной в записной книжке после похорон: «Сейчас мне кажется, что я потеряла, от меня оторвался кусок жизни необычной ценности. Возможно, острота ощущений пройдет, но эти два дня тяжелой скорби оставят навсегда глубокий след-рану. Она, моя такая скромная чудачка Соня, унесла с собой мою душу. Я вся пустая, все потеряло для меня смысл и значение».

София Васильевна обожала моего зятя Николая Константиновича. Она считала его талант перевоплощения непревзойденным и сумела понять и оценить его задолго до того, как он сделался знаменитостью. Встречи с ним в моей комнатке она всегда радостно приветствовала. Он тоже очень любил ее талантливую игру и постоянно просил исполнять его любимые вещи. Поэтому на лентах большого венка, который я возложила на ее гроб, была такая надпись: «Прекрасной артистке, чудесному человеку, нашей дорогой тете Соне от Черкасовых-Вейтбрехт».