«Твой образ, твоя ангельская доброта мирят меня со всем, что я видел среди людей, и в себе первом, мелкого, возмутительного, грязного и хищного. Мне сладко мое преклонение перед твоей святой личностью. Откликнисъ хотъ еще раз на мой призыв, одним словом откликнись! Я жду твоей масличной ветви в моем предсмертном ковчеге. Ты один, твой голос... и способен, быть может, вернуть меня к жизни! Прощай, Николя!..».
Как близки по самоуничижению и самобичеванию два русских гения прошлого столетия – Герцен и Толстой.
Прекрасное впечатление сохранилось у меня от этой поездки, и как я была благодарна Нине.
Пока я служила, день мой был заполнен, и я не так остро ощущала пустое место, оставшееся после разлуки с семьей. Но вот я вышла на пенсию, пустота сделалась тягостной. Явилась потребность заполнить ее чем-нибудь душевно-теплым.
Такого дела на свете непочатый край, и долго искать его не приходится. Моя соседка по комнате как-то сказала мне, что у ее приятельницы, живущей в подвале, дочь Лена не успевает по английскому языку, и мать не знает, как помочь ей. Я сейчас же вызвала к себе девочку и стала с ней заниматься. Лена оказалась очень способной, и через два месяца настолько поправилась, что англичанка просила ее, как отличницу, помогать неуспевающим. Мы сдружились с моей ученицей, она стала много времени проводить около меня. Я руководила ее чтением, мы с ней вместе стали посещать музеи, загородные дворцы. Часто кончали вечера, беседуя на разные темы за чашкой чая с вареньем, к которому Леночка в то время была очень неравнодушна. Иногда эти культурные походы разделяла моя внучка Наташа, по возрасту девочки подходили. Иногда мы втроем бывали в театрах на классических пьесах.
Домашняя жизнь Леночки была далеко не благополучной. Вдова Фомичева, ее мать, занимала комнату в подвале подо мной. Кроме Лены у нее было еще двое младших детей – сын Коля и дочь Муся, тоже уже школьники. Екатерина Петровна была очень трудолюбивая, хорошо шила, всегда имела много заказов. И мать она была неплохая, детей по-своему любила. Семья была сыта, одета, обута. Но у Екатерины Петровны была слабость в виде жившего при ней дяди Васи, пьяницы и бездельника. Она не только кормила его, но должна была еще постоянно снабжать его деньгами на выпивку. Как это частенько бывает с женщинами ее возраста, жить без него она не могла. Легко можно себе представить, что творилось по вечерам в комнате Екатерины Петровны. Дядя Вася приводил пьяных товарищей, играл на гармонике, и вся ватага хором пела песни. Часто бывали драки, приходилось звать милиционера.
И вот в такой обстановке трое школьников должны были готовить уроки. Понятно, что Леночка почти все вечера проводила со мной. Часто приходила ко мне готовить уроки и Муся, хорошенькая девочка, обладательница чудесных серых глазок с длинными ресницами. Мы с Леночкой за эти годы постоянного общения очень привязались друг к другу. У меня осталось сознание, что моя работа над ее культурным обликом не пропала даром. Мировая война, не дав младшему поколению Фомичевых закончить школьное образование, разбросала их в разные стороны. Во время войны мы с Леной переписывались, а потом с большой радостью опять встретились в Ленинграде. Леночка поступила в Электроток на очень хорошую работу с постоянной учебой и повышением квалификации. Я радовалась ее успехам, но все прервалось каким-то нелепым браком. Тщетны были мои советы не торопиться, подождать, пока она овладеет специальностью.
Вот уже три года, как она замужем, у нее двухлетний сын Дима. Стал пропадать чудесный яркий румянец, который так ее красил, она теряет зубы, и нет времени, чтобы пойти к врачу. Леночка замучена работой, хозяйством, заботой о ребенке. Как я все это предвидела. Муж у нее не плохой, но очень молодой, неоперившийся, неорганизованный и по-деревенски грубый. А главное, Лена не любила его, когда выходила замуж, и теперь не любит, и нет у них этого цемента, который сглаживает шероховатости брачной жизни.
Хорошенькая Муся после долгого раздумья тоже вышла замуж за товарища детства, толкового малого, который ее обожает и только и думает, чем бы ее порадовать. Она учится на бухгалтерских курсах. Их брат Коля на хорошем пути, работает помощником заведующего «Гастронома». Он тоже женат, у него дочка. Все это мои друзья, они всегда приходят на помощь во всех моих жизненных затруднениях. Как ценно к старости обрасти такими друзьями.
Лето 1940 года я очень приятно провела с Олей и ее дочкой Наташей в удивительно красивой и живописной местности на полдороге в Москву. Колхоз, в котором мы жили, называется «Новое Почвино» . Таких прекрасных полей ржи и пшеницы в человеческий рост я нигде не встречала. Кругом леса, а как благоухает трава, похожая на пестрый, роскошный ковер. И климат там другой, нет нашей ленинградской сырости и холодных вечеров. Оленька откармливала нас с Наташей, каждый день пекла в большой русской печке пироги и ватрушки. Милый гостеприимный уют исходил от соседней с нами дачи, где жила Олина подруга по гимназии Лидия Орестовна с мужем проф. Ипатьевым и двумя дочушками . Перед отъездом я получила заказ на осенний урок итальянского языка, порядком мною забытого. В лесу, недалеко от нашей дачи я нашла пень со спинкой вроде кресла. Много часов провела я на этом пне, штудируя итальянский учебник. Усвоение новых иностранных языков, изучаемых на склоне лет, совершалось мною с прежней быстротой, но знания задерживались ненадолго, быстро испарялись.
«Новое Почвино» находится в нескольких километрах от полустанка. Поезд на этом полустанке стоит одну минуту. Высаживаться очень трудно, а о посадке на обратном пути у меня сохранились просто тяжелые воспоминания. Мы приехали на лошади к утреннему поезду, но не попали. Целый день томились в маленькой комнатке для пассажиров. Прихода вечернего поезда мы ждали на платформе под проливным дождем. Волновались ужасно. Где проведем ночь, если не попадем? Кроме всего прочего, Олечка опоздает на работу. Нам посоветовали брать штурмом вагон, из которого выходят пассажиры. Но в какое мы пришли отчаяние, когда, выпустив трех приехавших, кондукторша захлопнула дверь, крикнув нам: «Мест нет, уходите со ступенек». Тогда моя 11летняя внучка Наташа, которая уже в то время отличалась находчивостью и предприимчивостью, стала громко плакать, просто вопить на весь полустанок. Начальник станции, не понимая, в чем дело, замедлил с отправкой поезда. Кондукторша, крепко обругав Наташу, открыла дверь и впустила нас. В вагоне были свободные места. Мы сели и были так счастливы, что ни слова упрека не сказали бессовестной кондукторше.