В поезде я подружилась с Марией Константиновной и частенько заходила к Симоновым. Однажды вечером мне открыл дверь сияющий Симонов радостно объявил, что сегодня у него родился сын Николай.
Счастливый отец сейчас же притащил бутылку шампанского, и мы втроем распили ее за здоровье новорожденного. Этот мальчик, красивый, в отца и сестру Катюшу, в раннем детстве был настоящим вундеркиндом. В два года он показывал на географической карте, где идет война и где находятся какие страны. По виду своих детских книжек он называл их авторов, в три года, насколько я помню, знал все буквы и читал. Мария Константиновна приняла его в свое обширное сердце и, казалось, обожала его больше, чем двух старших внучек. Приблизительно в это же время жена сына Рашевской родила дочку Наташу, и Наталья Сергеевна оказалась чудесной бабушкой. Все свободное время она отдавала своей прелестной внучке, которая, по общему мнению, была похожа на свою обаятельную «маму-Наташу». Слово «бабушка» Наталья Сергеевна, также как я, не любила.
Я любовалась нежностью долголетнего брака Гайдарова-Гзовской. Уходя из дома, он всегда прощался с женой, целуя ей руку. Она выходила на балкон, он с улицы приветливо махал ей рукой, она отвечала, поворачивая за угол, он повторял приветствие. «Ромео и Джульетта» – прозвали мы их. Ольга Владимировна не работала в Пушкинском театре, она очень умело, практично вела хозяйство и кормила своего супруга изысканно-вкусными кушаньями. Гайдаров и Гзовская организовали в Новосибирске по собственной инициативе какую-то театральную студию или курсы, работали там очень много, ставили ученические спектакли. Ольга Владимировна была окружена молодежью, поклонявшейся ей, как бывшей актрисе Худож. театра и любимой ученице Станиславского.
Вскоре после нашего приезда стал функционировать Пушкинский театр. Шли «Дворянское гнездо», «Суворов», «В.И. Ленин», «Лес», «Лгун», «Платон Кречет» с Корчагиной-Александровской в роли Христины Архиповны. Помню новые постановки «Нашествие», «Кремлевские куранты» и др. Большая радость была для нас, ленинградцев, открытие Филармонии. Зал, в котором давались концерты, чуточку напоминал наш чудесный зал Ленинградской Филармонии.
Большую часть второго года эвакуации Николай Константинович Черкасов провел в АлмаАте, снимаясь в роли Иоанна Грозного. Всегда возвращался домой усталый, больной. Съемки совершались в очень тяжелых условиях. Отдыхать в перерывах приходилось тут же в съемочной на голом полу. Таким путем он получил радикулит, и эта болезнь его долго мучила. Лето второго года Нина с Андрюшей и няней провели с ним в яблоневом саду в Алма-Ате. Зимой 1943 г. Николай Константинович с Ниной совершили очень опасную поездку в Ленинград. Ладожское озеро перелетели
Николай Константинович Черкасов с сыном Андреем, Алма-Ата, 1944 г.
на самолете под самым носом у немцев. Через две недели они вернулись обратно. Доклад Николая Константиновича в Пушкинском театре о состоянии Ленинграда и обо всем, что им там пришлось видеть и слышать, вызвал слезы у многих слушателей.
После смерти Николая Арнольдовича меня из ленинградцев беспокоила, главным образом, судьба моего верного друга, секретаря губграмчека Л.Г. Яковлевой. Мы вели с ней постоянную переписку. Когда беспокойство очень одолевало меня, я телеграммой спрашивала о ее здоровье. Нина и Николай Константинович во время пребывания в Ленинграде передали ей от меня в подарок килограмм сахара и повидали ее. Очень интересные, содержательные письма Лидии Григорьевны, рассказывающие обо всем, что творится в Ленинграде, читались обыкновенно у нас всей семьей вслух.
Внук мой развивался нормально, отличался необычайной живостью и шаловливостью. Любил, чтобы ему читали вслух, и был ненасытен в этом отношении. Я была его любимая чтица. «Бабушка читает с выражением», – оценивал он мое чтение в более сознательном возрасте. Еще крошкой он получил в подарок «Почемучку» Житкова, и долго-долго эта книжка была его самая любимая. С детства обладая прекрасной памятью, он скоро знал всю книгу наизусть и все-таки без конца просил читать ее, сам разыскивал главы, которые пришлись ему больше по вкусу. Весь в локонах, с удивительно миловидным лицом, он пользовался общими симпатиями. Особенно любила его Гзовская, его постоянная гостья снизу, и Ольга Алексеевна Мравинская. Та и другая бездетные, с большим запасом неистраченного материнства, они умели каждая по-своему так хорошо и весело занять его. Домашние тетя Оля и Наташа тоже очень любили его и много возились с ним. Андрюша с детства отличался плохим аппетитом. Для того, чтобы он ел, надо было придумывать для него какие-нибудь особые развлечения – рассказывать сказки, засовывая ему ложку в рот, или читать вслух. Если это не помогало, и родители были дома, то они устраивали ему представления: особенно изощрялся Ник. Конст, мы все иногда хохотали до упаду, но для Андрюши это было плохо, он не мог глотать от смеха, давился. Надо было забавлять его, но в меру. Николай Константинович в каждый свой приезд из Алма-Аты привозил Андрюше игрушки, художественно исполненные в мастерских киностудии – то азбука в кубиках с картинками в прекрасном ящике, то танк, и везде красивые надписи «Андрюша Черкасов».
Насколько можно было судить о наклонностях 4летнего ребенка, они у него определялись, главным образом, большим интересом ко всему техническому. Он очень рано стал рисовать, довольно удачно изображая корабли, грузовики, танки. Прирожденная артистичность проявлялась у него в красивых, выразительных жестах и умении и охоте смешить.