Такой важный для меня вопрос, как добывание книг, разрешился в Новосибирске в высшей степени благоприятно. Город обслуживается двумя библиотеками, областной и городской. Последняя, благодаря богатству своего книжного фонда, дала мне возможность познакомиться со многими новейшими советскими изданиями, а также иностранными классиками. Все это в условиях громадной потребности Ленинграда было для меня почти недоступно. Так, например, большое наслаждение дала мне двухтомная переписка Флобера, а также биография Жорж Санд, написанная В. Карениным. Недавно я узнала, что это псевдоним племянницы В.В Стасова В.Д. Комаровой. Книгу она писала одновременно на русском и на французском языках. В Париже она нашла доступ к еще неиспользованным материалам по биографии писательницы. Французы, не имея такой полной биографии Жорж Санд, пользуются книгой нашей соотечественницы. Недавно я читала переписку Толстого и Стасова. В примечании по поводу присылки Комаровой своей книги Л. Толстому комментируются его разноречивые мнения о Жорж Санд.
«Отвратительная женщина, – как-то отозвался о ней Л. Толстой, – я не понимаю ее успеха. Все фальшиво, скучно, я никогда не мог читать». А в письме Фету по поводу ее романа «Malgretout» (вопреки всему), Толстой восклицает: «Молодец старушка».
Всю мою сознательную жизнь меня поражало, как Толстой, величайший в мире художник и человек могучего ума, не сумел отойти от давно себя переживших религиозных предрассудков.
Вот что пишет по этому поводу В.В. Стасов в письме к брату:
«Я не раз говаривал и писал Л.Н. Толстому на разные лады и под разными соусами: как это Вы, Лев Николаевич, перескочили и перешагнули через сто тысяч больших и малых барьеров, только ноги ваши чистокровного скакуна не берут двух остальных, и перед ними Вы стоите в почтении и фетишизме – «божество и христианство». Отчего такая странность? Почему? Зачем? – Но он тогда недоволен, ворчит, а то и клыки показывает. Значит лучше этого и не тронь...».
Возвращаюсь к новосибирской библиотеке. С превеликой радостью я обслуживала библиотечными книгами всю нашу семью. С этой стороны я была гораздо полезнее, чем по хозяйству. С каким уважением и благодарностью вспоминаю я преданных работников этой замечательной библиотеки. Скоро по приезде я связалась с библиотекой более тесными узами. В разговоре с работниками выяснилось, что они голодают, на днях у одной из них был тяжелый обморок на почве недоедания. Через моего зятя и тетю Катю мне удалось выхлопотать для них обеды улучшенного качества.
В конце сентября в библиотечной очереди я познакомилась с очень милой студенткой Московского университета Маней Карас. Узнав, что я преподаю иностранные языки, она попросила меня давать ей уроки английского языка. Это была первая ласточка из большой стаи моих будущих учеников.
Взявшись за английские уроки, я, признаться сказать, порядочно струхнула. Мне пришлось несколько раз в жизни иметь учеников по английскому языку, но в последние 15 лет я вся ушла в изучение, а затем преподавание романской языковой группы, а поанглийски мне даже читать не приходилось. Но, не теряя мужества, я впряглась и проделала гигантскую работу, идя впереди своей ученицы. По счастью драгоценные материалы мисс Спенс я взяла с собой в Новосибирск. Все, что мне было нужно по линии учебников, я раздобыла в библиотеке. Придя на первый урок, Маня предупредила меня, что она неспособна к языкам. Год или два она изучала английский язык в Университете и не получила никаких знаний. Но уже через несколько часов занятий я убедилась в хороших способностях моей ученицы и ее необычайной толковости. Я уж не говорю о доброй воле и интересе к изучению языка. Через 23 месяца мы с ней во время урока говорили только поанглийски, и она делала большие успехи. Скоро я поняла, что имею дело с девушкой незаурядной одаренности и подсказала ей блестящую будущность – работника науки. Позанимавшись со мной два с половиной года, Маня уехала в Москву продолжать учебу в Университете, увозя с собой хорошие знания по английскому языку и, по недостатку времени, некоторую осведомленность по недостаточно усвоенному французскому языку. Она написала мне из Москвы, прося совета, не перейти ли ей на фонетическое отделение. Я написала ей слова Ленина, который говорил, что изучение языков не должно быть самоцелью, а только средством при овладении другими специальностями. Она послушалась меня и блестяще окончила исторический факультет Университета. Кроме двух языков она изучила еще испанский и специализировалась на арабском. Академик Крачковский, по рекомендации московских профессоров, взял ее к себе в Ленинград в качестве младшего сотрудника Восточного института. Сейчас она под его руководством ведет большую, ответственную работу по овладению арабскими материалами. Мы с Маней большие друзья, созвучные по интеллекту, можем часами вести интересные для нас беседы, не касаясь бытовых тем. Мне нравится в моей ученице полное отсутствие качеств «синего чулка». Внешне интересная, всегда изящно одета, причесана, она живо и широко интересуется вопросами науки и искусства, не замыкаясь в свою арабскую раковину. Маня играет на рояле, поет, страстно любит и хорошо понимает музыку.
В первые же месяцы моего пребывания в Новосибирске, по большой просьбе Марии Константиновны, я согласилась заниматься французским языком с падчерицей Симонова Леночкой. Я очень люблю детей, но не люблю заниматься с ними, точнее сказать, не умею. Я всеми способами стимулирую в учениках любовь к изучаемому предмету и желание овладеть им. Дети, которые сознательно хотят знать язык, являются редким исключением, и Леночка не принадлежала к их числу. Видя непродуктивность занятий, я скоро отказалась от них.